Как-то раз, мне было, наверное, 3 или 4 года, я болел (не помню, что это было точно... возможно просто грипп), и мы с мамой собирались в поликлинику, которая в нашем городке располагалась фиг знает как далеко от нашего дома – самое оно, больному ребёнку ходить по улице, ещё и в мерзкую ноябрьскую дождливую погоду. Одевая меня, мама предложила мне на выбор 2 пары осенних сапожек (Господи, до сих пор помню, как они выглядели!), зелёные и тёмно-красные. Я выбрал какие-то, а мама, зная, что я все вещи, игрушки, растения и вообще всё воспринимаю живым и одухотворённым, не понятно мне для чего (я действительно не понимаю действий моей мамы, и того, что на неё тогда нашло), возьми и скажи мне: «Но ведь тогда, эти, - имея в виду вторую пару сапожек, - обидятся…» Я, будучи ребёнком добрым, естественно проявил сострадание, пожалел, якобы обидевшиеся сапожки, и сказал: «Хорошо, давай я одену эти!» Вот тут дальше я вообще не понимаю мою маму, которая сказала: «Но тогда ведь обидятся зелёненькие…»
Короче, у меня случилась истерика, в ходе которой, я думаю, мама пожалела о своей шуточке. Я соглашался только на вариант, если пойду в сапогах из разных пар. Мама долго пыталась убедить меня не делать этого, резонно сообщив, что два оставшихся сапога из разных пар, все равно обидятся. Мама предложила мне идти в одних сапогах, а во вторых вернуться. Я ещё долго, рыдал и не мог решиться на это, потому что переживал из-за очерёдности. Я думал, что одни из сапог на меня всё равно обидятся, потому что я не их выберу первыми. В итоге я осознал, что этот вариант приемлемый, а мама, начавшая говорить за сапожки, убедила меня, что красненькие не обидятся, если я их надену вторыми.
Не помню точно, в какой из выходных, в субботу или в воскресенье, по телику утром шла детская программа «Будильник». Родители уходили на рынок за продуктами, а мне, маленькому, оставили рисунок наших часов, на которых изобразили (очень-очень похоже) то, как должны стоять на часах стрелки в то время, когда мне нужно включить телевизор. Я посмотрел «Будильник», осознал, что очень хочу научиться разбираться по часам, так мне понравилось точно знать, когда и что будет, и воткнул в какую-то программу новостей, или какого-то мирового обозрения. В самом конце программы показали сюжет, в котором на каком-то приёме под открытым небом, гостям, одетым в шикарные платья и фраки, напитки подавали официанты, негры, на головах которых были одеты очень реалистичные маски собак. Мой больной мозг советского ребёнка, наслышанного о классовом неравенстве и издевательствах над неграми в капиталистических странах, накрутил себе картину, суть которой заключалась в том, что мерзкие буржую считают негров ниже собак по уровню, и таким образом издеваются над ними, заставляя носить собачьи маски, кроме того, что те и так прислуживают белым. Я был тронут до глубины души и сильно распереживался, а когда мои родители вернулись с рынка, я выскочил в коридор и, захлёбываясь, стал пересказывать им увиденное. И что, вы думаете, сделали мои родители? Естественно стали ржать, как кони, повергнув меня в ступор, что привело к очередной истерике. Я понимаю, что им тогда было не больше 25 лет, но, блин, мне-то было не больше 4-х! Неужели нельзя думать, прежде, чем делаешь?
А эта обида на себя. Как-то утром я проснулся от того, что мой младший брат, лежавший рядом сипел громко, не имея возможности нормально дышать. Он смотрел непонимающе на всех выпученными глазами, сипло вдыхал глотки воздуха, но, казалось, не мог выдохнуть. Родители схватили его на руки и помчались в поликлинику, которая, благо дело находилась в соседнем доме (это мы уже в другом городе жили). Там брату впаяли укол адреналина, который дал ему возможность дышать нормально, вызвали скорую, которая его и увезла в детскую больницу. По правилам советских больниц, дети до 3-х лет лежат с родителями. Брату было 4, по-моему, и его положили в больницу без мамы. Мы проведывали его 3 раза в день по очереди, но, конечно, такому маленькому ребёнку этого мало. И когда мы уходили от него домой, мы обходили здание и останавливались под окнами его палаты, чтобы попрощаться. Сердце обливалось кровью, когда он, такой маленький по сравнению с этим огромным зданием больницы, старался держать себя в руках, махал нам еле-еле на прощанье, а потом падал лицом на подоконник и плакал. Я сам плакал по дороге домой. А когда его выписали, произошёл тот случай, из-за которого я злюсь сам на себя. Дело в том, что мой брат в детстве всегда был сладкоежкой, в отличие от меня, и все сладости, разделённые родителями между нами по-братски, он съедал мгновенно, а я растягивал удовольствие, съедая их под настроение. Частенько мой брат тырил какие-то из моих конфет или печенюшек, из-за чего мы регулярно ссорились. Вот и в тот раз, через несколько дней после его выхода из больницы, я заметил, что в моих остатках конфет, привезённых нам дядей из Германии, наблюдается существенная недостача. Я тут же предъявил претензии брату, который, к моему большому удивлению, не стал оправдываться, или кричать, как обычно, что я его провоцирую, оставляя такие соблазнительные вещи несъеденными столь долго, или ещё чего-то в подобном роде. Наоборот, он очень расстроился, ничего не сказал, как-то весь сжался, развернулся и обиженно, чуть не плача ушёл в другую комнату. Я очень удивился такой реакции, и побежал к маме, рассказать, что мало того, что малой мои конфеты стырил, так ещё и обиду вклеил, будто я в чём-то виноват. А мама рассказала мне, что когда братову долю этих конфет они с папой ему привезли в больницу, он ни съел ни одной, потому что так был расстроен, что они сейчас уйдут, оставив его снова одного в больнице, что у него даже на самое любимое лакомство аппетит пропал, и он взял и раздал все конфеты деткам в отделении, ничего себе не оставив. Ему ведь всего 4 года было! Он так сильно скучал! Блин, я готов даже сейчас провалиться сквозь землю от стыда за то, что наорал на него! Я готов отдать все конфеты мира, чтобы со мной никогда такого в жизни не случалось! Я до сих пор без подступающих слёз и кома в горле не могу вспоминать этот момент в моей жизни...
__________________
Конституция Украины:
Цитата:
...Статья 15. ...
Никакая идеология не может признаваться государством как обязательная.
Цензура запрещена....
|
Вот, что я вам хотел сказать...
На кортеса я, друзья,
Выйду без испугу,
Если с Ктулху буду я,
А кортес без Ктулху!!!
Последний раз редактировалось Sergiollo, 17.12.2008 в 15:46.
|